Вереница печальных ничтожеств

Критика не принимает нововведения Грина, обвиняя его в стилизациях под Эдгара По, Редьярда Киплинга и Брет Гарта.

Его тексты «плавают в крови, наполнены треском выстрелов, посвящены смерти, убийству, разбитым черепам, простреленным легким. Ужасы российской общественности наложили печать на перо беллетриста. Так сказать, сделали его человеком, который «всегда стреляет»» — писал в «Киевской мысли» некто Валентинов.

Единственный, кто смог понять Грина, был знаменитый критик и литературовед Аркадий Георгиевич Горнфельд.

«...если другие стилизуют под Боккаччо или под восемнадцатый век, то почему Грина не подделывать под Брет-Гарта. Но это поверхностное впечатление; у Грина это не подделка и не внешняя стилизация: это свое. Свое, потому что эти рассказы из жизни странных людей в далеких странах нужны самому автору; в них чувствуется какая-то органическая необходимость — и они тесно связаны с рассказами того же Грина из русской современности: и здесь он — тот же. Чужие люди ему свои, далекие страны ему близки... Грин по преимуществу поэт напряженной жизни. И те, которые живут так себе, изо дня в день, проходят у Грина пестрой вереницей печальных ничтожеств, почти карикатур. Он хочет говорить только о важном, о главном, о роковом: и не в быту, а в душе человеческой.

Впоследствии Грин очень гордился этой рецензией...